Они шли по выбеленным рёбрам пустыни; тонкие шрамы следов вырывались из-под ног их. А мы швыряли им миражи в глаза, и ветер царапался в двери их правых щёк.

Они прошивали телами синюю ткань проливов, оставляя за собой взлохмаченные швы белых пенных ниток. Сухие капли солонили их губы, прожигали горло и желудки. А мы кидали горсти водоворотов и омутов, словно горошины чёрного перца в кипящий суп.

Они пробивали собой зелёные обои лесов; смахивая паутинный воздух, глотали клейкую слюну, конденсирующуюся при взгляде на лакированные шарики ягод. А мы толкали их на звериные тропы и гнали волчьими стаями.

Они мёрзли на холодных охапках нетающей в быстросинеющих ладонях ваты. Они падали, оставляя в снегу отпечатки себя и замёрзших слов. А мы кружили их в конусах метельных, бросая в сощуренные глаза колючую белёсость.

Они пинали мусорные новости Города, пробуя языком его едко-жаркое дыханье. Тёмные подворотни слепили их больше чем параноидально-нервные огни ночных реклам. А мы били их ржавыми пятнами фонарей, пуская по их следу помоечных кошек леденяще-пустых подъездов.

А они всё равно шли. И мы ничего не могли сделать. Мы - те, кто.